24 января единственный ветеран Великой Отечественной войны, проживающий в Тепло-Огаревском районе, истинная героическая женщина Тамара Николаевна Мосина встретила свой 100-й день рождения. Поздравить по-настоящему легендарную личность, замечательного человека поспешили многие. Эта встреча с женщиной-историей, с женщиной-эпохой в день столетия как раз и оказалась последней…

Ее не стало через несколько дней. В ночь на 27 января Тамара Николаевна ушла из жизни, оставив потомкам бесконечную мудрость, заключенную в рассказах о своей фронтовой и мирной жизни, которую мы обязаны передавать из уст в уста.

В 2025 году страна встретит 80-летие Победы. Трудно и скорбно осознавать, что этот день Теплое проведет без своего бессменного наставника, без Тамары Николаевны, которая каждый год находила силы поздравить земляков с Днем Победы, возложить к обелиску памяти строгие цветы.

Нет Тамары Николаевны… Нет живых ветеранов той войны в Теплом… Но подвиг их и наследие навсегда останутся в памяти потомков. Вот что она рассказывала о себе незадолго до того, как уйти...

 

Молоденькая медсестра. Она еще не успела очерстветь в этом море безмерного страдания и боли. Подняла глаза на хирурга и спросила:

– Совсем безнадежен? Такой молоденький лейтенант! Может укол ему какой-нибудь?
– Он без сознания. Ему уже ничего не нужно.
– Но он же дышит, мучается, наверно!
– Ему уже ничего не нужно, – повторил хирург устало. – Посмотри, сколько их, им еще можно и нужно помочь.

А лейтенант был в сознании. Он все слышал, только лежал, прикрыв глаза, и чтобы хоть немного приглушить нестерпимую боль, вспоминал милый образ невесты.
Сколько таких она видела на своем веку? Скольких на себе выносила из-под огня? Падала под тяжестью раненого, обмякшего тела и все равно ползла вперед.

– Мы своих солдат никогда не оставляли в поле, - рассказывает Тамара Николаевна Мосина. – Немцы оставляли, уходили, иногда возвращались. А мы своих сразу забирали, раненых – еще под огнем, мертвых - обязательно похоронить. Они же все герои, все без исключения. Да и разве только героев хоронят по-человечески? Разве не каждый заслуживает права найти покой в родной земле?

Она всегда много думала. Даже в детстве. Поэтому и казалась смышленой не по годам.

– Меня в школу из песочницы увели, – смеется по-прежнему красивая, бодрая женщина. – Старшая соседская девочка на уроки бежала. Пошли, говорит, тоже учиться будешь. Я руки краем платья обтерла и пошла. Вечером прихожу домой, мама ругает - где была целый день? А я ей – в школе. Она так и остолбенела - не поверила мне. Но с тех пор я стала прилежной ученицей.

Мечтательнице с глубокими глазами всегда больше нравилась литература. Она захлебывалась чтением, искала новые книги, благо на родине, в подмосковном Павловом Посаде, этого добра хватало. А вот математика не давалась никак, хоть ты из кожи вылези. Да только войне все равно было, кого забирать – мечтательных или расчетливых. В ее жерле сваривались заживо и те, и другие, навсегда так и оставаясь отцами и матерями нерожденных детей.

– Мне 16 исполнилось январским днем, взрослой уже считалась. А для войны так и вовсе вполне подходила, - сегодня она может шутить и о войне, и о мире. А что творилось в ее сердце в июне 41-го, представить страшно. – Ребята уходили на фронт целыми классами. Из-за парты кто - в солдаты, кто – на курсы медсестер. Поверьте мне, никто не раздумывал, ни минуты не сомневался. Только на фронт, только на передовую. Не страшно было идти воевать, страшно было остаться дома. Страшно стыдно.

Все просились на фронт и один за одним получали повестки. Тамара написала в военкомат одной из первых, а повестки все не было. Оставить так? Да как же это, братцы? Как уходила когда-то из песочницы в школу, точно так же она отправилась на курсы медсестер. Полгода училась медицине, а после началась практика. Самая жестокая практика ее жизни.

– Госпиталь сразу отправился в прифронтовую зону, мы даже понять ничего не успели, - вспоминает женщина-ветеран. – Так он оказался в составе полузасекреченной военной части. Мы так и воевали в ней до последнего дян войны. Часть с боями продвинулась на территорию Белоруссии, так мы оказались совсем рядом с польской границей. А когда вступали на территорию Восточной Пруссии, меня насквозь проткнули слова советского лозунга на огромных размеров плакате. «Вы вступаете в логово фашистского зверя. Кровь за кровь. Смерть за смерть». Больше 75 лет прошло, я потом узнала, что это вроде были слова Ильи Эренбурга, но кровь стынет в жилах до сих пор от того, что вложено в эти слова.

– Тамара Николаевна, а немца живого видели близко, как меня?
– Ну конечно, дочка, вот так же, как ты, рядом был. Тебе интересно, что я чувствовала к нему? Не было ни ненависти, ни злобы. Мы, русские, по природе своей не способны ненавидеть живого человека. Я вот глаза закрою и стоит перед глазами, как наши солдаты переходят строем длинный лог между двух верхушек. Мы за ними идем, последними, еще не успели вниз спуститься, а солдаты уже внизу, под нами. Тысячи солдат. Серая лента шинелей извивается под ногами. А я провожаю их взглядом и думаю, сколько вас назад вернется?

Победа застала ее здесь же, в Восточной Пруссии, в бывшей ее провинции Померании.

– Стреляли тогда из всех залпов – хотели, чтобы весь мир услышал, что мы победили, - она тихонько смахивает белым платочком слезы, думает, что этого никто не заметит. – А потом была долгая дорога домой.

Дома она была единственной фронтовичкой. Это из-за нее мамины глаза не высыхали от слез все военные годы, это ее письма она выхватывала из рук почтальона и читала прямо на месте, где застала ее нечаянная радость.

– Папа служил на военном заводе, на фронт его не отпустили – нужно было производить снаряды, чтобы было, что сыпать на голову фашистам. Мама не выходила из-за ткацкого станка – фронту были нужны не только пули, но и материя. А братьев у нас не было – три девицы мы у отца с матерью. Три девицы под окном, - улыбается женщина.

В комнате тихо разговаривает телевизор. Видно, что его здесь особенно не жалуют, а так, для фона включают. Ужасно хочется спросить, а нам, потомкам, правду о войне показывают, или все-таки больше врут?

– Не сомневайтесь, все правда. Трудно поверить, что операции в лесу проводят? Что ноги на живую ампутируют? Так и было. Я бинты по пять-шесть раз стирала, кипятила и на ветках развешивала, чтобы было чем раненых перевязать. Все было…

Домой она вернулась с четким знанием того, кем хочет быть в жизни – только медицина, только лечить людей. В 48-м окончила медучилище в Ногинске, а после была новая повестка:

– После училища я стала считаться военнообязанной. Это не важно, что война в моей жизни уже была, - улыбается женщина. – Да я и не расстроилась вовсе, наоборот даже. В армию так в армию.

Теми же дорогами повзрослевшая, набравшаяся профессионального и жизненного опыта Тамара вновь едет в Германию. Ее служба будет продолжаться в ГДР:

– Это меня судьба супруга искать отправила. 25 лет почти, а я все незамужняя. Раньше стыдно было до такого возраста в девушках ходить, вековухой считали в 25-30-то лет! Я своего Мосина хорошо разглядела. Сверхсрочник, фронтовик. Он-то меня в Теплое и привез. А если разобраться, то у многих женихи там остались – в Бресте, Минске, Киеве, Кенигсберге. Мы вспоминали как-то – никто из моих одноклассников не вернулся, ушли навсегда.

В Теплом опытную медсестру приветливо встретила районная больница. Работать она начала еще в старых ее развалинах, а новую так и вовсе строили на ее глазах.

– Не любила я без дела сидеть, училась всегда, когда появлялась возможность. Две дополнительных специализации получила. Одного никогда не хотела – быть старшей медсестрой. Это ж какая волокита, ответственность какая!

Вот так говорил, говорил человек, как смерти каждый день в глаза смотрел, как в чужих глазах смерть видел и закрывал их, остывшие, своей теплой рукой. А тут замахала руками и не захотела вперед, осталась там, где людям нужна больше.

Тамаре Николаевне Мосиной 24 января исполнилось 100 лет...

Людмила Гришина